Дмитрий Быков: 995 11 11 телефон прямого эфира. И гость этого  часа заслуженный артист России  Александр Левшин, чей концерт ближайший мы и представляем. Концерт будет через неделю. Как раз после Дня рождения.

Александр Левшин: Я сделаю попытку доказать обществу, что имею моральное право выйти и сказать. Потому что место там намоленное.

Д.Б.: Место это -  "Гнездо глухаря", арткафе на Цветном бульваре, 30. И там мы будем Вас слушать. Но там будете не только Вы, но и возглавляемый Вами "Рецитал".

Мне приятно было работать с Пугачёвой, когда был мир живой музыки. Без фонограмм этих

А.Л.: Это вынужденная мера. Вообще "воз" и "глав"  - это немыслимая для меня ситуация. Алла Пугачева, с которой я имел честь 30 лет проработать. Я единственный в мире 30 лет с Пугачевой. Случайно жив. Мне было приятно с ней работать, когда был мир живой музыки. Без фонограмм этих.  А когда эстрада стала глянцевой, не по сути даже, а по содержанию "происходящега" - в конце "а" - у меня стали появляться вопросы. И я стал подбирать тексты и писать некую музыку. За лет 7-8 я подобрал цикл песен. Кажется, они отвечают на мои вопросы и дают мне лично ответы.

Д.Б.: Кстати говоря, я помню, как появилась группа "Рецитал". Это было времён пугачёвского альбома "Зеркало души". Как возникла идея, что у Пугачёвой будет своя группа?

А.Л.: Сразу после Олимпиады. Когда один из многочисленный мужей  её, Стефанович, придумал ей и Горбоноса, и имидж, и балахон,  появилась такая харизматичная индивидуальность. До этого был Паша Слободкин с "Арлекино". Это было очень сильно, но это уже не был робот. Возникло что-то настоящее на сцене, жанровое. И после этого понеслось всё, и надо было придумать  большую форму. Потому что песня не является причиной появления человека на сцене. Появилась программа. Там были попытки увековечить себя сонетами Шекспира, мандельштамовские приближения, было много чего изменено по сути, но трагическая ментальность сумела уже просочиться. И я вот в эту среду попал, когда  она сформировала "Как тревожен этот путь". Это та самая, для меня идеальная, романтика, когда не нужно париться, что ты более западный музыкант или менее. Там был текст и атмосфера. И в эту атмосферу я попал, чему был очень рад.

Д.Б.: Расскажите, как Вам работалось с Пугачёвой. Потому что все говорят, что это невыносимо.

А.Л.: Невыносимо. Но не из-за требовательности, нет. Надо было с ней бежать в одну сторону, смеяться, чувствовать одинаково. Надо было кодироваться. Вообще, секта стопроцентная. Скорость была в те годы большая. И ни у одного эстрадного артиста такой скорости тогда не было.

Д.Б.: А чем Вы объясните этот "феномен Пугачёвой"? 

Пугачёвой повезло на большое количество талантливых мужиков: поэты, аранжировщики, мужья-продюсеры...

А.Л.: Во-первых, феноменальное везение. Ей повезло на большое количество талантливых мужиков. Это поэты, аранжировщики, мужья-продюсеры – люди, которые ей очень помогали с точки зрения продвижения. Ей принесли хорошее стихотворение, пригласили туда-то – все время она летела в окружении очень талантливых птиц. Наверное, никто не может похвалиться таким количеством талантливых собеседников, собутыльников, потому что всё происходило в один момент. А второй фактор - то, что она обладала очень хорошей музыкальностью, профессиональным образованием, чисто пела, выглядела активно и воспитала в себе мужские мозги. Она очень хорошо высчитывала степень полезности креатурных, фантазийных моментов, четко выставляла логическую линию. У неё появилась логика внутри движения.

Д.Б.: Она очень разнообразна.

А.Л.: Да, разнообразна. У неё были роковые эксперименты. В зависимости от фаворитов.

Д.Б.: Но Вы всех фаворитов пересидели.

Я никогда не был фаворитом Аллы

А.Л.: Пересидел, но в другом кресле. Я фаворитом не был.

Д.Б.: А почему они менялись?

А.Л.: А потому что я Аллу воспринимаю как пирамиду с очень скользкой поверхностью. Её поднимали туда, а там было такое одноместное кресло рядом. И она давала все свои преференции. И вдруг ни с того, ни с чего ему начинало казаться, что это его. А когда он оборачивался и делал шаг, чтобы встать и сказать, что он есть, нога соскальзывала. А свято место пусто не бывает.

Д.Б.: А равновеликого не было.

А.Л.: Были. Но были не нужны, наверное.

Д.Б.: А какие у Вас сейчас отношения?

А.Л.: Она человек серьёзный и принципиальный, если она сказал, что не будет делать большой сольный концерт, как проект, то не будет. Личную жизнь она тоже сочиняет, это своя история. Дай Бог ей здоровья и счастья. Но я даже доволен, что выскочил их этой анодированной эстрады. Потому что этот глянец так утомил меня с точки зрения бессмысленности. Что-то поменялось в воздухе.

Д.Б.: А как складывается Ваша собственная карьера? И что такое "рецитал"?

А.Л.: Термин это испанский. Означает "сольный концерт". То есть, люди, которые выходят на сцену, должны уметь играть и быть, что отличает живых людей от неживых. А во-вторых, когда всё закончилось, я поддержал, собрал на свою студию. Мы стали петь каверы эпохи советских песен, которые любят люди, выпив. И Новый год. 8 марта, корпоративы. А потом мы стали ездить и давать живые двухчасовые концерты. И мне за это благодарны. И я им тоже.

Д.Б.: Да, это магия, конечно. Но я так понимаю, что Вы будете представлять в "Гнезде" кучу новых вещей? Можно ли что-то показать?

А.Л.: Да, я вот принес гитару. Это - не глянцевая эстрада. Тексты не эстрадные, по сути. Вот песня на стихи Резника. Удивительный сюжет. Типичная история – женщина бальзаковского возраста и молодой парень, который всё может и не очень на это дело запаривается. И вот такой тандем – она его любит, а он её за это почему-то и любит. Называется "Чёрный лебедь". (Поёт)

Д.Б.: Замечательно, но как Вы голос сохранили?

Я в молодости имел глупость хотеть быть певцом. Стал лауреатом

А.Л.: Он у меня большой, но я сдерживался. Я в молодости имел глупость хотеть быть певцом. Стал лауреатом. У меня вообще три с половиной октавы. А потом  увлёкся режиссурой, закончил ГИТИС режиссёрский факультет. А потом увлёкся талантливой женщиной Аллой Пугачевой. Мне захотелось понять, в чём эта магия безусловного успеха. И эта закрытая модель для артистов. Резонансных токов, которые на самом деле главные. Много людей играющих, поющих. Но не у всех получается.

Д.Б.: А Вы помните первое с ней личное знакомство?

А.Л.: Да, меня пригласили в "Мелодию" сделать ей запись "Я больше не ревную". Вдруг через стекло вижу, что заходит такая шикарная женщина с блестящими глазами. Я смотрю в эти глаза – и утонул. На самом деле, был какой-то момент во мне. Я пошел пить  с ней чай и забыл, что у меня сольный концерт с Понаровской в Лужниках. Сильно перед Ирочкой виноват. В те первые годы я был безумно настроен на желание и стремление выйти на сцену. Когда началась эпоха фонограмм, закончился живой зал. Ну, как можно любить виртуально? Бред собачий.

Д.Б.: А гастрольная жизнь у Вас сильно истощала? Или Вам это нравилось?

А.Л.: На самом деле быть путешественником - это здорово.

Д.Б.: Для меня мучительно.

А.Л.: Это зависит от психотипа. Я считаю, что приехать в город и победить его, пойти в ресторан, а к тебе подходят и благодарят – в этом есть какое-то мессианство.

Д.Б.: А какие города Вам запомнились? Как наиболее Ваши?

А.Л.: Это Тбилиси. Много там наливали очень. Мне очень понравилось в Америке. Я влюблён в Италию, с точки зрения музыкальности народа – даже на подсознательном уровне. Обожаю тундру, севера, почти языческие нравы. Люблю Дальний Восток, Урал. Наши женщины - самые красивые, я это просто  констатирую.

Д.Б.: А были возможности уезжать за границу?

А.Л.: Да. Пугачёва вообще была оппонентом советской власти. Я потом встречался с  этими людьми. А Алла после "Арлекино" вдруг стала заметна. И её стали посылать на конкурсы. А оттуда пошла Югославия. Я там купил сто пластинок, из них всю коллекцию "Битлз".

Д.Б.: Сейчас-то нет этого ничего. А когда закончился Советский Союз, на чём продолжала держаться Пугачёва?

А.Л.: Выросло и сформировалось огромное поколение женщин - я их называю "брошенки", - отношусь к ним с уважением. Вообще людям нужны секты для чего? Чтоб кого-то слушаться, любить. Для большого количества людей она - авторитет. Она много песен спела, которые помогали в жизни. Другое дело, что эстрада сама по себе деградировала. Превратилась в непонятно что. Но я ей песню всё-таки спою. Я ей подарил песню на первое воскресенье весны. Нашел у Брюсова одно стихотворение, которое точно раскрывает отношение к Алле Пугачёвой. Я не буду играть форму, только эскизно. Ему было 26 лет, Брюсову, а любить он умел. (Поёт)

Д.Б.: Замечательно!

А.Л.: Да, "ты книга между книг" – тот свиток, который стоит поперек горла. Это вот и есть Алла Пугачева.

Д.Б.: Очень хорошо, что и Вы, и она всегда обращались к серьёзным авторам.

А.Л.: Да. Я боюсь читать плохие книги.

Д.Б.: Это очень портит карму.

А.Л.: Даже не карму, даже пищеварение.

Д.Б.: А как Вы с гитарой так научились?

А.Л.: Я не умею играть на гитаре.

Д.Б.: А как же?

А.Л.: Это жизнь. Вообще, хочу сказать очень интересную мысль. Меня недавно спрашивали. Я ведь ещё режиссёр по образованию. Пишу сценарии. Даже стал писать книги какие-то. Это для меня чудо. Может, возраст, а может, климакс. Это смешно пока. Но семье нравится. Так вот мне задали вопрос, что такое музыкант. Я не думал когда-либо отвечать, что  такое художник, музыкант. И я неожиданно выпалил такую мысль, что музыкант – это тот, кто слышит музыку внутри.

Д.Б.: Совершенно справедливо.

А.Л.: Вот и всё. А он мне говорит, могу ли я сыграть какую-то музыку? Если я слышу, то могу. Вот "В траве сидел кузнечик, её он и курил". А я могу так сыграть. ( Играет) Я могу услышать ассоциативный ряд, плюс эмоция, плюс глаза человека, который задаёт вопрос. На самом  деле, звуки – это такая потрясающая психобиология.  Если эти волны касаются двух мозгов, то начинается история.

Д.Б.: Ну, у Вас всё-таки обошлось.

А.Л.: Кстати, чем ближе к костру, тем быстрее согреваешься и уходишь.

Д.Б.: А Вы работаете с собственным сыном?

А.Л.: Это трудно. Но есть положительные мотивы. И родные люди друг друга не обманывают. И квартирный вопрос меня не мучает. Достаток является средством антиунижения.

Д.Б.: Но "Рецитал" всё-таки не бедствовал, хотя и тратил много.

А.Л.: Мы тратили почти всё. На ту красоту, которая слепила глаза.

Д.Б.: А откладывать было трудно. Господь даёт обычно. 

А.Л.: Кстати, по поводу "Господь даёт". Господь мне дал возможность ценить  в разных ипостасях контакты с людьми.

Д.Б.: Это - капитал, который никуда не денется. Это главное.

А.Л.: Как выясняется, семья и родная кровь – это самое главное вообще.

Д.Б.: Хотя скажу я Вам, что Господь дает тем, кто тратит на хорошие дела.

А.Л.: Как сказал Жванецкий – он же пытался петь, но было смешно. Заканчивалось все это водочкой после концерта. Сказал, что у Скупого рыцаря была очень тихая походка. Пролежни мешали.

Д.Б.: Совершенно верно!

А.Л.: Я согласен, движение. Я был в этой турбулентности вокруг Аллы. Это было сильное движение. Я сейчас тоже стараюсь двигаться, на радио, на телевидении, вести передачи.

Д.Б.: Про передачи поговорим три минуты спустя, потому что у нас перерыв.

Д.Б.: 995 11 11 телефон прямого эфира. И гость этого  часа - заслуженный артист России  Александр Левшин, замечательный музыкант, который тесно связан не только с группой "Рецитал" и, соответственно, с пугачевским звёздным периодом, но и с авторской песней. Потому что 10 декабря он выступает в знаменитом клубе "Гнездо глухаря", и на этот концерт мы Вас приглашаем. Это в 10 вечера, Цветной бульвар, 30. Почему так поздно?

А.Л.: А меня последним записали. Ну, повеселимся.

Д.Б.: Повеселимся, да. Вы начали, Саша, говорить о том, что у Вас есть своя программа, то есть, Вы – наш ведущий- коллега. Что Вы делаете?

А.Л.: Я придумал такую форму существования на радио и назвал передачу "Три портрета", потому что один портрет – это моя индивидуальность, я от неё никуда не отпрыгну. Второй портрет – это зритель, слушатель. Потому что меня снимают ещё в Youtube, ещё по Интернету веду. И третий – это мой гость, визави. Я всегда подчеркиваю его индивидуальность, играю в эту индивидуальность. Не потому, что я благодарен, что он пришёл. Я благодарен, что мы живем одновременно. Мне интересен человек априори. Кто-то что-то сочиняет, кто-то пытается из штанишек выпрыгнуть, вдруг проявляется какая-то патология. И я вот этим занимаюсь. Это радио "Говорит Москва", в субботу вечером в 23, после новостей.

Д.Б.: А Вам даёт это какую-то радость, или это способ держания себя в тонусе?

А.Л.: Это между радостью и сдержанным удовольствием. Радость у меня бывает физиологическая и периодическая.

Д.Б.: Не круглосуточная. А выступления для Вас остаются кайфом или это уже напряг?

А.Л.: Это напряг с точки зрения усилий подготовки, а вот на сцене "тащусь, как слива", как говорят на старомонгольском. Вообще слова не играют роли, но что под ними подложено.

Д.Б.: Замечательные ощущения. Хотелось бы послушать в Вашем исполнении что-нибудь лирическое  из нового концерта. Если не составит труда.

А.Л.: Да, вот спою одну песню. Написал это текст Симон Осиашвили. Этой песней я возглавил мотивацию, почему я пришёл в это "Гнездище".  Называется: "Я соберу своих друзей". Для меня друзья  бывают трех категорий: кто действительно друг, кто мог бы стать другом, и кто никогда не будет другом, но я бы мечтал, чтоб он был моим другом. И вот этих людей я мечтаю видеть за маленькими треугольными столиками. (Поёт). То есть, я не могу простить тем людям, с которыми живу всю жизнь. И это "не прощу" есть моя форма глубокой привязанности. Я некоторыми восхищаюсь, кем-то был обижен, в памяти целая армия этих людей.

Д.Б.: А каковы были нравы эстрады  80-тых? Говорят, что это был змеюшник.

Если люди ненавидят друг друга, то острее блеск в глазах

А.Л.: Приходили действительно талантливые люди. А пауки в банке - это нормально для маленького себе оркестрика. А если люди ненавидят  внутри, то острее блеск в глазах. Конкуренция должна быть по существу. И вот эта конкуренция на сцене – кто лучше споёт. Не надо никому ничего прощать, вот это сусальное слюнтяйство. Коллектив Пугачёвой - это пауки в банке в мега-масштабе, такие харизматичные персонажи! И каждый сжирал друг друга. Я вот пошел в режиссуру, закончил ГИТИС, почему? Потому что я хотел знать историю театра, заниматься музыкой, разбираться в драматургии. Я не хотел проиграть. Это никак не говорит о творчестве и об успехе – это говорит о закалке. Не более того.

Д.Б.: А вот опять-таки кто из тогдашней эстрады запомнился Вам как наиболее яркий талант и приличный человек?

А.Л.: С приличным человеком очень тяжело. Я только могу сказать, что во все годы Иосиф Кобзон всегда внимательно относился к своим музыкантам. Он очень умел дружить. Это я сам видел не раз. Это всегда поражало. Хотя он очень авторитарный человек. Очень  много скользких. Вообще, актёрская профессия - женская. Это всё негодяйство – куда-то подойти, что-то лизнуть, мне кажется, что это присуще многим нашим сегодня столпам. Это не плохо, но такова жизнь. Вот мне нравится Альберт Асадуллин. Очень интересный человек. Спел несколько моих песен. Он очень честен  сам с собой.

Д.Б.: А Моисеева Вы знали?

А.Л.: Бориса? Он к нам пришел, приехал из Литвы с трио "Экспрессия". Ресторанный, ночной, почти одетый балет.

Д.Б.: Не пел?

А.Л.: Он и сейчас не поёт, но под фонограмму можно же записать что угодно. Вообще, я считаю, что вот это гей-сообщество развилось в последние годы, но в отличие от всех остальных, он увеличил в себе драматический талант. Он вышел не в певца, а в какого-то драматического актёра. Понятно, что это не эстрадный концерт, но на него ходят люди, они ему поверили.

Д.Б.: Интересно, как он теперь будет. Восстановился уже, кажется?

А.Л.: Нет, он не восстановился до конца, к сожалению. Он ездит уже на гастроли. Но практически не танцует. Выходит – и спасибо за это.  Врачи его чуть не заморили. Приехала рублевская "скорая", а там же за каждый выезд. Так несколько раз приезжали – уезжали, чтобы получить деньги. Вообще, это история там. Те, кто приехали, муниципалы, они его отвезли. Вытащили друзья и наши обычные врачи.

Д.Б.: Слава Богу! Я как-то больше верю рядовым профессионалам, бойцам профессии, нежели элите, которая растлилась предельно. Но это и понятно. А каковы были тогдашние вкусы власти? Любили послушать Пугачёву?

Пугачёву власть на свои пьянки не звала. Там был свой список. Та же Ротару

А.Л.: Пугачёву они на пьянки свои не звали. Там был свой список. Это - академические голоса, это - та же Ротару. Пугачёва стала интересна новым реформаторам, потому что им кажется, что это увеличивает их имидж разбираться в эстраде.

Д.Б.: Ну, они попсу любят больше, чем классику.

А.Л.: Да, потому что попса управляема. Дал денег – и всё! Это вообще очень интересная штука.
Не альтиста же туда звать. Не Бутмана.

А.Л.: Хотя Бутман стал уже тоже в анодированном списке. Башмет тоже.

Д.Б.: Скажите, кстати говоря, те, кто сегодня поёт и на слуху, кто Вам нравится?

А.Л.: Я считаю, человеком на сцене в гитарных коллективах – это Шевчук. Он задаёт себе вопросы и не боится публично выходить и пытаться ответить самому себе. Мне очень нравился Тальков, я с ним дружил.

Д.Б.: Что за человек был?

А.Л.: Потрясающий человек, очень нежный,  ранимый, порядочный.

Д.Б.: То есть, не рубаха- парень?

А.Л.: Нет, абсолютно. Даже во времена романа с Пугачёвой. Он ездил даже с нами. Влюблённость была в глазах. Ну, а что? Её всегда тянуло на талантливых людей. А выражалось это в близости или в дальности – неважно. Главное, что происходили эти метафизические контакты.

Д.Б.: И что можно сказать о причинах трагедии? Это случайность?

А.Л.: Нет, конечно. Там две версии, которые никто не узаконил до сих пор. И его песни уже в то время, надо это чётко понимать, были смертельно опасны,  как казалось идеологам. Мне кажется, что спецслужбы у нас большие мастера многих происшествий. Мы ещё узнаем. Сегодня не время рассказывать.

Д.Б.: Но это же совершенно погубило карьеру Азизы, которая начинала очень ярко.

А.Л.: Она эпатажно существовала в надменном таком облаке. Этот Малахов тоже был мальчик не промах, не случайный. И вся эта история, думаю, была очень выгодно разыграна. Потому что я знал его директора, который удрал в Израиль. И он мне звонил за две недели до своей эмиграции, сказав, что убегаю, иначе меня убьют. Он просто точно знал кто, но боится и молчит, потому и жив.

Д.Б.: Очень интересно, если это всплывет.

А.Л.: Вода - очень терпеливая среда. И долго течёт.

Д.Б.: Думаю, что Тальков мог бы сегодня превратиться в силу достаточно внушительную.

А.Л.: Он был искренен и порывист, а в этой стране брутальная искренность очень сильно работает. Сейчас Шевчук, а больше рядом с ним нет такой глубины и такой сформулированности.

Д.Б.: Мы успеваем ещё одну песню, если есть возможность.

А.Л.: Я хочу сказать в адрес наших уважаемых женщин. Потому что это основные зрители в этой стране. И я хотел бы сказать, что без этой любовной энергетики, в которую мы входим как в облако, мы не делали бы подвигов и глупостей.

Д.Б.: Наверное.

А.Л.: И вот эти сожаления, по поводу несостоявшихся любовей, породили такую песню сентиментальную. Я буду петь её с "Рециталом". (Поёт).

Д.Б.: Напоминаю всем, что мы встречаемся 10 декабря в 10 вечера на Цветном, 10. Почему в "Гнезде", Вы же не бард?

А.Л.: Не бард. Как сказал Владимир Кирсанов: "Я чело-век, прошу любить меня". У меня появились ответы, может, это очень надменная фраза, но я хочу попробовать ответить в присутствии людей, и начать эту программу. Может, она покатится с "Гнезда".

Д.Б.: А потом?

А.Л.: Потом на разные масштабы залов. У меня есть клипы на каждую песню, А люди дадут мне возможность разобраться.

Д.Б.: А диски есть?

А.Л.: Я приведу в "Гнездо" своего директора – он же сын. А он принесёт коробочку с дисками. И будет раздавать. Это диск с этим циклом песен "Я соберу своих друзей".

Д.Б.: Тексты там помимо классики?

А.Л.: Есть Осиашвили, Брюсов, Резник, одна моя собственная. Я не считаю себя большим поэтом, просто есть какие-то ситуационные сюжеты. Это мои впечатления по локальным событиям.

Д.Б.: А как Вы с Резником работаете?

А.Л.: Я написал около 10 песен на Резника. Он любит последние годы продавать свое искусство. Я ему в этом частично помогал. Но как сложится судьба этих песен, еще не знаю. Хотя мы написали цикл песен для молодого парня, его зовут Александр Ермак. Скоро заблистает. У Резника лёгкая рука.

Д.Б.: Ермак?

А.Л.: Да. Он из глубинки. Стройный, молодой и честолюбив.

Д.Б.: А Пугачёва будет ещё петь или уже ёк?

А.Л.: Ёк, скорее всего.

Д.Б.: А вот большой хит напеть?

А.Л.: Она уже записала на студии цикл песен. Новые. Сейчас тон расходится по друзьям. Первая из песен называется очень спорно для меня, по крайней мере. "Ангел А". Я считаю, что она красивая женщина, но к ангелам никакого отношения не имеет. Как-то это всё... Но всё, что она делает – очень ярко. Голос ещё есть. У  неё нет желания служить госпоже Фемиде. Пригласили бы к трону и ничего бы не просили.

Д.Б.: Но большой концерт Пугачёва давать не хочет.

А.Л.: Пока нет. А цикл песен любопытные очень, предлагаю вот просто послушать его.

Д.Б.: А он может выйти?

А.Л.: Ну, то, что она не поёт на сцене, не значит, что она не поёт вообще.

Д.Б.: Вот это бы я послушал с удовольствием, потому что у поздней Пугачёвой были песни очень приличные. Начиная с "Непогоды".

А.Л.: Сидим у костра и поём "Непогоду". Алла напротив, Саша в терцию играет мелодию. А я напеваю и играю. Играю минут 10, а она перебирает листочки, такая уютная, в очечках. Я говорю: "А может, на припевчик пойдём?" Она отвечает: "Держи фишку, я ещё не нашла текст" И вытаскивает откуда-то бумажку и начинает петь. И припев, и запев на одних трех аккордах. Вот как я играл тогда, так всё и пошло. (Поёт)

Д.Б.: Хорошая вещь!

А.Л.: А как мы в восемь утра стали расходиться в Ростове на обкомовской  даче, всю ночь слушали Таню Буланову. Это же самая плачущая девушка же была. И потом она говорит: " Ну, я не могу. Куда ты Левшин?" Я уже спать иду, отвечаю. Иду и пою: "Так иди же сюда!" И вот эта песня записана. Вот рождаются такие темы.

Д.Б.: Очень жаль, что после столь бурного пребывания во взаимном музыкальном поле, Вы больше не сотрудничаете. Много чего бы подцепили. Хотя я понимаю, как она устала. Но хорошо, что Вы не устали. Я напоминаю, что мы Вас увидим и услышим 10 декабря в 22 часа на Цветном, 30. И Вам желаю еще много раз. Спасибо, пока!

Использованы материалы с сайта радио